Тогоева О.И. "ИСТИННАЯ ПРАВДА"
Языки средневекового правосудия

 
 
 
использует технологию Google и индексирует только интернет-библиотеки с книгами в свободном доступе
 
Ломоносов: жизнь, творчество, эпоха
 
  Предыдущаявсе страницы

Следующая  

Тогоева О.И.
"ИСТИННАЯ ПРАВДА"
Языки средневекового правосудия
стр. 286

Эта доктрина, сформулированная не без влияния трудов Ансельма Кентерберийского (XI в.), получила широкое распространение в последующий период, особенно у Фомы Аквинского. Именно он ответил на один из важнейших теологических вопросов средневековья: Насколько нужны были страдания Христа? По мнению Фомы Аквинского, посылая Своего сына на казнь, Господь не мог поступить иначе. Это было сделано по необходимости (necessitate finis) и представляло собой одновременно акт правосудия и милосердия. Смерть Христа на кресте должна была таким образом восприниматься как добровольное искупление человеческих грехов. Отныне все грешники должны были так же добровольно принимать наложенное на них наказание - как искупление, позволяющее им «возродиться» к жизни, вновь стать достойным членом общества и, вместе с тем, восстановить нарушенные их преступлениями мир и порядок. Грешники, но также и преступники, воспринимались отныне как подобия Христа в тот момент, когда он предстал перед судом синедриона и принял наложенное на него наказание1. Христос выступал здесь в качестве идеального преступника, и именно в этой роли желали видеть своих «подопечных» средневековые судьи. На такую трактовку указывает и получившая особое распространение в XV-XVI вв. иконографическая тема "Ессе homo", когда выставленные на всеобщее обозрение преступники приравнивались к осужденному Христу (Илл. 8). О ней же свидетельствовало и уподобление места казни в средневековом городе Голгофе - месту Страстей Господних. Так, во «Всемирной хронике» Хартманна Шеделя (1440-1514), изданной в 1493 г., на гравюре с видом Нюрнберга на переднем плане хорошо просматриваются столб для бичевания, распятие и прислоненное к нему копье. (Илл. 9)

Процесс превращения подозреваемого в виновного, начинавшийся в зале суда и находивший свое выражение в материалах дела, достигал здесь своего логического конца: казнь человека, в чьих преступных помыслах уже никто не сомневался, воспринималась не просто как справедливое, но и как богоугодное дело. Как мне кажется, именно такая трактовка библейской сцены могла иметь значение для реймсских судей, выстраивавших ритуал передачи преступника на казнь по ее образцу.

И все же, как мне кажется, в рассмотренном выше ритуале мне удалось выделить влияние не только христианской мысли, но и следы иных, более древних традиций, имеющих универсальное смысловое наполнение.

1

Подробнее об этом см.: Moeglin J.-M. Les bourgeois de Calais. P. 340-349.


  Предыдущая Первая Следующая  
 
 
 

Публикации сайта «Medievalist» разрешены для некоммерческого использования без ограничений, если иное не оговорено отдельно. Указывать сайт «Medievalist» как источник предоставленных материалов и размещать ссылку на него обязательно.